Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года - Лев Александрович Данилкин

что у космонавтов, проводящих на орбите больше месяца, за ненадобностью атрофируются многие мышцы.

И, может статься, Гагарин продолжал бы жить на дивиденды от своего подвига: наслаждаясь славой и довольствуясь той работой, которая у него хорошо получалась. Что бы ни сочиняли авторы сатирических фильмов, люди его любили, а он, в ответ, продолжал оказывать им множество услуг; обстоятельства складывались таким образом, что всё способствовало тому, чтобы его статус законсервировался окончательно. Он жил бы и жил, размеренно и с достоинством, и тень от его подвига становилась бы все длиннее.

Но у Гагарина была одна проблема.

Во время своего полета он не успел увидеть Луны.

Луна: вот что его интересовало, и вот ради чего он должен был перепрыгнуть через свою тень.

Глава 14. Луна

Есть известный анекдот о французском психоаналитике Жаке Лакане, который в апреле 1961-го вдруг понял, что его чрезвычайно взбудоражил гагаринский полет в космос. Он немедленно связался со своей приятельницей, обладавшей нужными знакомствами, и заявил ей: “Я совершенно точно хочу отправиться в СССР. Я бы о многом мог им рассказать”; рассказать – и узнать самому о новой психологии, основанной на космических исследованиях. Преодолев множество препятствий, приятельница смогла устроить встречу Лакана с советским академиком, деканом психфака МГУ А. Н. Леонтьевым, руководителем общества “Франция – СССР”, который прибыл с визитом в Париж. Был организован торжественный обед. “Дамы вели оживленную беседу”, однако “психолог Леонтьев и психоаналитик Лакан хранили молчание”. Чтобы развязать разговор, кто-то заговорил “о полете Гагарина и советских исследованиях психофизиологии космонавтов”. Неожиданно Лакан заявил: “Никаких космонавтов нет”. “Леонтьев с возмущением начал приводить доказательства того, что событие имело место на самом деле, что оно – реально. Лакан, ни секунды не сомневаясь, парировал: «Космонавты не существуют просто потому, что нет никакого космоса. Космос – это точка зрения»” [1].

Суть анекдота в том, что Лакан повел себя как чудак и философ, а шокированный дзенскими шутками коллеги советский академик показал себя недалеким обывателем. Лакан имел в виду, что “cosmos” – платоновско-пифагоровское гармоничное упорядоченное пространство, макрокосм, и “l’espace” – бессмысленное бесконечное пространство – это не одно и то же. Гагарин побывал не в космосе, не в порядке, а в бессмысленной бесконечности, в абсолютном беспорядке, и именно поэтому Лакану были любопытны изменения, произошедшие в его психике; хотя, строго говоря, никаким КОСМОнавтом Гагарин не был.

Стоит ли уточнять, что “никакого приглашения приехать в Советский Союз Лакан так никогда и не получил”.

Был ли Гагарин на Земле “космонавтом”, в лакановском смысле, в большей степени, чем там, на орбите? Пожалуй, да: СССР был именно что космосом – конечным, хорошо структурированным, замкнутым (до известной степени), гармоничным, упорядоченным во всех смыслах пространством; и уж “точка зрения” здесь присутствовала в полной мере; впрочем, и тут было обилие факторов, способствующих дезориентации.

Теоретически, по возвращении из космоса, Гагарин должен был сложить парашют, отрапортовать об успешном приземлении – и занять очередь к следующей ракете: кто последний? Так было в теории, но не на практике – потому что на практике космонавт со следующим порядковым номером вовсе не поступал в диспенсер автоматически; все решалось в индивидуальном порядке.

Успехи в тренировках значили многое, но далеко не всё. Многое зависело от того, как ведет себя потенциальный кандидат, не увиливает ли он от общественной работы, не обнаружился ли у него кариес, сколько раз он опоздал на общую утреннюю зарядку, сдал ли вовремя доклад про “социализм-надежная-стартовая-площадка-для-полетов-в-космос”, наконец, от каких-то иррациональных обстоятельств (так, по слухам, Б. Волынов долго был “невыездным”, в космическом смысле, потому как выяснилось, что он недостаточно арийского происхождения). Вычисление следующего кандидата на полет было предметом византийских интриг.

Самой громкой карьерной катастрофой первого отряда было отчисление в 1963 году троих космонавтов – Нелюбова, Аникеева и Филатьева. Григорий Нелюбов, что любопытно, имел шансы стать космонавтом номер один: он был гагаринским вторым дублером и даже ехал с ним в автобусе на старт – что, однако, не помешало Каманину вышвырнуть его из отряда за нелепый конфликт с патрулем в самоволке. Нелюбова отправили в обычную армейскую часть, где он и погиб три года спустя странной, плохой – и наводящей на предположение о самоубийстве – смертью: под поездом.

Слетали-то при жизни Гагарина – из первого отряда – кто? Титов, Николаев, Попович, Быковский, Леонов, Беляев, Комаров – и это за семь лет, в среднем по одному человеку в год. Что это значит? Что годы шли, лейтенанты старились – а очередь (в которой было то 20 человек, то 6, то 12; количество потенциальных космонавтов все время менялось) не двигалась, ну или двигалась невероятно медленно. Главная проблема была даже не со своими, которые честно писали номера на ладони и являлись на перекличку, – а с посторонними, которые лезли изо всех щелей, один нахальнее другого. Локтями приходилось толкаться с инженерами из ОКБ-1 (Феоктистову космонавты, когда узнали, что он добился места в экипаже, объявляли бойкот – поскольку считали людей от ОКБ высокомерными “малоподготовленными” пролазами); с врачами из Центра космической медицины, ну то есть от Минздрава; с “мамзельками” – женщинами, которых пропихивали по гендерной квоте; с более квалифицированными летчиками – с удостоверениями ветеранов войны и дипломами пилота-испытателя. Красной тряпкой для Гагарина и его товарищей было выражение “смешанный экипаж”: это когда к “нормальному” летчику подселяли кого-то гражданского; подобного рода гибрид назывался “военно-исследовательский корабль”. При этом самих полетов в космос все время оказывалось меньше, чем запланировано. Борьба с источниками задымления, свидетельствующими о появлении конкурентов, отнимала много сил. Приходилось интриговать – и напирать на собственное преимущество: здоровье (то есть гарантия, что пилот не выйдет из строя во время полета, особенно в нештатной ситуации), летчицкий опыт, молодость… все это мало кого трогало. Женщина Терешкова, инженер Феоктистов, врач Егоров – и это только при жизни Гагарина; а ведь он еще не дожил до, прости господи, иностранцев – “Интеркосмоса”.

Была еще одна опция занятости – дублер. Этот статус подразумевал участие в тренировках по полной программе (то есть запускается новая серия аппаратов – “Восход” или “Союз” – где уже совсем другая система управления, другая матчасть, другие технические возможности – и все это надо освоить, сдать экзамены, сохраняя при этом должную физическую форму). Титов был дублером Гагарина, а в следующий раз полетел сам; однако это не стало правилом. Некоторые космонавты по много лет были чьими-то дублерами – и так ни разу и не слетали: очередь.

С чем было связано возникновение этой очереди? Ведь изначально-то предполагалось, что Военно-воздушные силы, в чьем ведомстве находились космические летательные аппараты, будут заказывать “промышленникам” сразу много космических кораблей – например, десять “Востоков”: запуск, запуск, запуск – и, соответственно, все космонавты находятся в жесткой ротации. Однако Министерство обороны в какой-то момент